Кроме политических в лагере были уголовники. Они жили в отдельном бараке. Там был пахан, который правил ими. У уголовников были свои воровские правила, которые неукоснительно соблюдались. Так вот, начальник лагеря решил перевести дядю Мишу к ним в барак. Это была практически верная смерть. Дядя Миша рассказывал мне об этом уже в 1952 г., когда я был у него в Москве, и я видел, как тяжело ему было даже вспоминать это время.
Он попросил своих друзей рассказать ему все, что известно им о воровских законах, о пахане и его помощниках, поэтому он знал, что именно произойдет в бараке, но ничего не мог придумать. Поздним вечером пришли надзиратели и повели его к бараку уголовников.
Когда его втолкнули в барак, дядя Миша увидел, что воры подготовились к его приходу. Все обитатели барака выстроились в проходе между нарами в две шеренги с палками и кнутами, и между ними дядя Миша должен был пройти через весь барак к пахану, который со своими помощниками сидел в самом конце. Дядя Миша понял, что он просто не дойдет, что они забьют его до смерти. Он постоял несколько мгновений, глядя на кровожадные лица воров, ожидающих сладострастного развлечения, перевел взгляд на пахана, и вдруг понял, что ему нужно сделать, чтобы спастись.
Это был единственный шанс:
– Васька, ты ли это? – воскликнул дядя Миша своим густым громовым басом, покрывшем шум в бараке и оглушившем воров.
Воспользовавшись их замешательством, он быстрым шагом, пошел между замершими зэками. Конечно, дядя Миша никогда не видел пахана раньше, но имя его он назвал верно, а густой бас, перекрывший все звуки, ошеломил готовых к избиению воров.
Никто не посмел ударить дядю Мишу, и он, не переставая что-то говорить, беспрепятственно дошел до стола и распахнул объятья. Самое удивительное, что пахан тоже был ошеломлен, он машинально сделал ответное движение, и они обнялись.
Дядя Миша говорит, что у него было ощущение, что он это сделал, как под гипнозом, настолько убедительно все было сыграно.
Уже обнявшись, пахан откинулся и спросил:
– А где это мы с тобой виделись?
Дядя Миша был бывалым кавалеристом, прошел с Западным фронтом Россию, Белоруссию и Польшу, за словом в карман не лез, и они начали вспоминать города, где они могли быть одновременно, искать общих знакомых.
Вряд ли они выяснили, когда встречались, но это уже не было важно, потому что дядя Миша понравился пахану, и они подружились. Пахан взял его под свое покровительство, и видимо, предупредил надзирателей лагеря, потому что их отношение к дяде Мише резко изменилось. Больше не было ни карцера, ни каких-либо других наказаний.
Пришло освобождение, и дядя Миша решил задержаться в Магадане, чтобы немного заработать.
Он снял комнату и устроился на работу. И вдруг, через месяц он встречает на улице пахана. Обнялись.
– Я зайду к тебе через пару дней, – пойдем на дело.
Дядя Миша понимал, что готовится какой-то крупный грабеж, но не хотел становиться вором. На следующий день, он уже плыл на пароходе во Владивосток. Добравшись затем до Комсомольска-на Амуре, дядя Миша решил остаться там.
Комсомольск-на Амуре был в ту пору «великой стройкой первой (или второй) сталинской пятилетки». На пустом месте в тайге строился город «молодости», как его называли, потому что туда съезжалась по призыву комсомола молодежь.
Вместе с городом строился крупный оборонный завод. Проработав там около двух лет, дядя Миша вернулся домой, но потом стал жить в Москве, иногда приезжая в Петроград, который после смерти Ленина стал называться Ленинградом.5
Слушая рассказы дяди Миши, я мечтал о кавалерии, – мне хотелось с саблей в руках биться с белополяками, я представлял себе, как меня захватили в плен, а я выпрыгиваю из окна поезда, обманывая всех врагов.
Однажды мне приснилось, что я стою перед двумя шеренгами солдат, меня толкают в спину, я бегу между шеренгами, а каждый солдат бьет меня своим шпицрутеном по спине. Я падаю и просыпаюсь. Солдаты и шпицрутены уже были из рассказов о декабристах, которые я в то время читал. В царской армии провинившихся солдат либо били плетью, либо прогоняли сквозь строй и били шпицрутенами.
А в другом сне я, вместе с дядей Мишей, стоя по колено в болотной жиже, строил город молодости, а с аэродрома оборонного завода взлетали самолеты и сразу отправлялись на фронт воевать с фашистами.
Я распевал песни, которые я часто слышал по радио – «Конармейскую» песню, и «Красные кавалеристы» которые очень любил. В «Конармейской» мне нравились такие слова:
Помнят псы-атаманы,Помнят польские паны,Конармейские наши клинки.
А в «Красных кавалеристах» мне очень нравились куплеты:
Высоко в небе ясномВьется алый стяг.Мы мчимся на коняхТуда, где виден враг.И в битве упоительнойЛавиною стремительной:Даешь Варшаву! Дай Берлин!Уж врезались мы в Крым!
Я представлял себе, как дядя Миша с шашкой наголо мчится на коне «лавиною стремительной в битве упоительной»: «Даешь Варшаву!».
Я был очень горд тем, что именно дядя Миша воевал с польскими панами. Мне казалось, что это про него написали песни.
Дядя Миша был для меня и героем, и богом. Я мечтал стать таким, как он, и мчаться на коне под алым стягом с шашкой наголо: «Даешь Варшаву! Дай Берлин!»
У меня нет довоенных фото дяди Миши – Михаила Иосифовича Гинзбурга (1900—1960). Эта фотография сделана в 1953 году.
Первые советские лагеря, Колыма, Севвостлаг
Здесь я сделаю отступление и приведу некоторые сведения о концентрационных лагерях в советской России, а затем и в СССР, а также о Колымских лагерях Севвостлага.
Еще в августе 1918 г. В телеграмме Ленина, посланной им в Пензенский Губисполком, говорилось:
– Необходимо произвести беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев; сомнительных запереть в концентрационный лагерь вне города.
На самом деле, первые концентрационные лагеря были созданы по приказу Троцкого в конце мая 1918 года, когда предполагалось разоружение чехословацкого корпуса. Заключение в них было наказанием более мягким по сравнению с тюремным. Разрешалось «жить на частных квартирах и являться в лагерь для исполнения назначаемых работ».
23 июля 1918 года Петроградский комитет РКП (б) принял решение о красном терроре. В этом решении было предусмотрено и «устройство трудовых (концентрационных) лагерей». Они начали создаваться в разных городах России уже в августе. В телеграмме Ленина говорится именно об одном из только что созданных концлагерей.
Полный список ленинских лагерей никогда не был опубликован, а возможно, и не был составлен. Данные о численности как первых советских лагерей, так и интернированных в них лиц тоже остаются неизвестными – главным образом из-за того, что их создание в ряде случаев было импровизированным и не фиксировалось в документах.
15 апреля 1919 года декретом ВЦИКа «О лагерях принудительных работ» создание лагерей было упорядочено: следовало создать минимум один лагерь на 300 человек при каждом губернском городе. И уже к концу 1919 года в Советской России действовал 21 стационарный лагерь.
А к концу 1921 года в РСФСР было уже 122 лагеря. Лагеря создавались и при НКВД, и при ВЧК. В НКВД было создано 117 лагерей, и в них находилось 60 457 заключенных, в лагерях ВЧК – более 25 000 (количество лагерей я не нашёл). Так что, в это время в лагерях томилось около 100 000 человек.
От года к году число заключённых и лагерей росло. Осенью 1923 года было уже 315 исправительных лагерей, в том числе был создан один из самых известных – СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения). Он-то и послужил основой возникшей впоследствии системы трудовых лагерей ГУЛАГа.
24 апреля 1930 по приказу ОГПУ было образовано Управление лагерей.
11 июля 1929 года – Совет Народных комиссаров СССР принял постановление «Об использовании труда уголовно-заключенных».
Этим документом предписывалось «расширить существующие и организовать новые концентрационные лагеря (на территории Ухты и других отдаленных районов)». Прямо говорилось о «колонизации» отдаленных районов и «эксплуатации их природных богатств путём применения труда лишённых свободы» Все лица, осуждённые к лишению свободы на сроки от трех лет и выше, должны были направляться в эти лагеря.
После этого начались работы на Колыме по добыче золота. 4 февраля 1932 года в Нагаево (будущий город Магадан) прибыл пароход «Сахалин», доставивший на Колыму руководство треста «Дальстрой», которому были поручены эти работы, и первую группу заключенных – не менее 100 человек. Поток заключённых нарастал. В приказе было определено их число – 16 000 заключённых. Прибывающая рабсила распределялась по «командировкам» – локальным подразделениям лагерного типа, первоначально составлявшим так называемый Севвостлаг. Позднее образовалась отдельные лагерные пункты (или, собственно, лагеря).
